— Только зачеркни моё имя.

Когда я начала снимать фотопроект «Зачеркнутое имя»,одна из героинь попросила не упоминать/зачеркнуть её имя. Фотографии с ней также анонимны.

Существование ЛГБТ-сообщества замалчивается, тема прав его представителей — табу. Этот проект о ЛГБТК-людях и их жизни в Кыргызстане.

Я говорила с героями из разных городов и разных семей. Это были люди разного возраста и разных профессий. Но их объединяло одно — чувство небезопасности в связи со своей идентичностью.

«Я трансгендерный мужчина. Я рано осознал свою идентичность.

Длительная депрессия привела меня в реанимацию, где реаниматолог сказал, что у меня тяжелое психическое заболевание, и я несу опасность для окружающих, что…

… что меня нужно лечить тяжелыми препаратами. Это он заключил в ответ на мой внешний вид: я стремился быть похожим на мальчика.

Пять попыток суицида.»

«Я гей. Но не открытый. Для моей семьи — это трагедия. Сейчас мне 22 и мои родители всё чаще говорят, что я скоро должен жениться.

Я хочу быть счастлив.»

«Я пишу детские сказки. Основные темы моих сказок — это гендерное равенство, права женщин и девочек, этническое разнообразие и экосказки.

Сейчас больше работаю как художница и антрополог-исследователь. В своих работах я конвертирую научные данные в произведения искусства.

Я очень много езжу по селам как антрополог, я не оторвана от реальности, существующей в Кыргызстане. Я чувствую себя здесь по-разному, но люблю, конечно, свою страну.

У меня трое детей. Для меня большое счастье, что я могу их познакомить со своей девушкой. Мы открыты друг перед другом.»

«Я был уверен, что семья меня не примет. Я планировал исчезнуть, покончить с собой. Я боялся причинить боль каминг-аутом. Мне казалось, что исчезнуть — меньшее из всех зол.»

Олжобай Шакир написал книгу “Адам+”о сыне-трансгендере и обо всех сложностях, которые пришлось пережить его семье.

«В НПО я работаю 7 лет. Когда я пришла в организацию, в 2015 году парламент Кыргызстана во втором чтении принял законопроект, запрещающий пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений. Он предполагал уголовную ответственность за распространение информации о ЛГБТ.

Активисты из «Labrys» вместе с другими организациями, активистами и людьми боролись за устранение данного проекта: он противоречит правам человека и, в целом, человеческому.

«В первые дни моей работы в НПО, ко мне обратился человек, которого вывезли в горы и хотели убить на почве его идентичности. С этого началась моя работа.»

«Я пансексуалка. Я люблю людей.

Не знаю, какого мнения сейчас обо мне родители. Кажется, маме все равно.»

«На улице я не могла взять свою любимую девушку за руку»

«Держать родителей в безопасном неведении — это благо и проклятие одновременно. Они никогда не узнают, насколько я счастлива со своей девушкой, не знают, что мы планируем семью, не узнают главную причину того, что я не смогу оставаться вечно в Кыргызстане, который я так люблю.»

В Кыргызстане я подружилась с гендерно-неконформными, транс- и квир-людьми, и в жизненных историях, которыми со мной делились, присутствовало насилие, нарушение прав, неуверенность в себе, попытки суицида, тяжелые отношения с родителями и окружающими, невозможность устроиться на работу. Но там присутствовал и другой мотив — мотив любви к родине, желание устроить свою жизнь там или скорбь от необходимости эмигрировать.